В апреле 1941 года я был призван военкоматом и направлен учиться в Казанское танковое училище, которое только-только стало танковым.
22 июня я был в наряде. В деревне Бориска, недалеко от Казани, у нашего училища лагерь был и 22 июня мы там и находились. Дали команду – собраться в столовой. Собрались. Там провели митинг. Выступил начальник училища, потом комиссар. А мы сидели и слушали.
У нас была твердая уверенность, что мы быстро разобьем немцев и только после того как 3 июля выступил Сталин и по радио стали передавать тревожные сводки, только тогда мы стали задумываться, что все не так просто. У нас в училище был такой курсант Шульман, из поволжских немцев, так через неделю после начала войны его отозвали из училища.
С конца 1941-го года мы приступили к изучению иностранных танков, которые с ноября начали поступать по ленд-лизу. Сперва это были английские Валентайны и Матильды, потом американские М3Л, «Генерал Ли», М3С. Выпуск из училища проводился по мере прибытия караванов, которые шли в Архангельск, Мурманск или Иран.
Учеба больше проходила в классе, на тренажерах. Разобрать, собрать пушку, пулемет, изучали как обслуживать двигатель, ходовую часть, как натянуть гусеницу, что нужно делать, какой зазор.
Выпуск происходил следующим образом – пришел караван, танки выгрузили, скомплектовали полк. Командующий бронетанковыми механизированными войсками, генерал Федоренко, звонит начальнику училища, столько то нужно командиров танков, младших лейтенантов, столько то нужно командиров взводов. Начальник училища вместе с начальником строевого отдела и командирами батальонов отбирают лучших и направляют в полк.
Таким образом в сентябре 1942 года я, в числе первых из своего набора, был направлен в полк, который формировался в Горьком, это был 252-й танковый полк 2-й механизированной бригады. После формирования мы попали на Брянский фронт, где до ноября 1942 года находились в резерве. В ноябре получили команду на погрузку и отправились в район Сталинграда, там уже началось наше контрнаступление. Выгрузились на правом берегу Волге, севернее Сталинграда. Тогда земля уже замерзла и оказалось, что наши «Валентайны» и «Матильды» не приспособлены к передвижению по такой земле, пробуксовывают. Но механики быстро придумали как с этим бороться – к танкам подъезжали летучки и электросваркой приваривали к гусеницам костыли.
Надо сказать, что командование не ждало, когда сосредоточится весь наш полк. В это время Манштейн пошел на деблокаду так что – роту скомпоновали и в бой, и так пошли. Дошли до железной дороги, которая шла с Уралейкино, Обливская, Морозовская оттуда на Тацинскую и дальше к Ростову. Провоевали мы, значит до февраля, а в марте сосредоточились на станции Гусинка, откуда нас направили на переформирование. Делали как? Остается танков на роту – их в одну роту и сводят. Она остается на фронте, а бригада отправляется на переформирование.
Переформирование нашей бригады происходило в Тамбовской области, недалеко от Мичуринска, станция Хоботово. Формировались до июня, после чего нас направили на Западный фронт. Западный фронт перешел в наступление, с задачей выйти к Днепру, но у нас ничего не получилось и в сентябре нас опять отправили на переформирование, на этот раз в Московскую область, в район Нарофоминска. Штаб корпуса был в Нарофоминске, а мы между Кубинкой и Нарофинском. Там такое шоссе, идет с севера на юг, Кубинка – на севере, Нарофоминск – на юге, а западнее этой дороги были леса, в которых мы до декабря и находились. А в декабре мы вошли в состав 6-й танковой армии и с ней мы попали в самое пекло – Корсунь-Шевченковская операция. В результате этой операции, в которой участвовали два фронта, 2-й Украинский, которым командовал Конев и 1-й Украинский, которым командовал Ватутин, была окружена большая группа немцев, которую пытались деблокировать. Ночью небольшая часть окруженных сумела вырваться, но в основном они были уничтожены, а мы продолжили наступление.
Наш корпус участвовал в Уманско-Баташанской операции и в районе Могилев-Подольска мы вышли к Днестру, форсировали его и вышли на старую государственную границу, это считается один из первых выходов на государственную границу во время Великой Отечественной войны.
Сперва продвигались неплохо, но когда подошли к реке Прут остановились и стояли там практически всю весну и все лето. Мы готовились к наступлению, получали пополнение, как людьми, так и техников. Надо сказать, что в 1944 году к нам стали поступать американские танки «Шерман». Это, я считаю, лучший американский танк, который принимал участие в войне. Там и двигатель хороший, и броня хорошая, и оружие хорошее.
После Ясско-Кишиневской операции много молодых ребят, типа меня, отправили на учебу. Часть попала в Академию, 1944-м году туда был набор обстрелянных офицеров, они выпустились в 1947 году. А я попал в Нефтяной институт имени Губкина, требовались специалисты по горюче-смазочным материалам и поскольку я кое-что соображал в математике, меня направили туда, хотя я не хотел, там кормили плохо, по тыловой норме. Мы с еще некоторыми ребятами хотели оттуда поскорей уехать, и это нам удалось – где-то в начале сентября я смог уехать из института и попал во 2-ю танковую армию, в которой уже и заканчивал войну.
В январе 1945 года началось наступление. Наша армия она обошла с запада, северо-запада Варшаву. В конце января я был тяжело ранен, в апреле выписали, и я снова вернулся в свой 9-й корпус. Войну закончил на окраине Берлина.
- В училище вас на чем обучали?
- На танкетках Т-27. Два человека, пулемет. Один пулеметчик. Тяжело поднимается крыша. Флажками дают команду, по местам, к бою. Потом Т-26. Учили нас на старых танках. Танки, которые прибывали по ленд-лизу берегли. Даже в Горьком, когда сформировали наш полк, нас вывезли на полигон, дали 3 штатных снаряда. Все. Вся подготовка.
- Преподаватели были хорошие, как вы считаете?
- Просто замечательные. Они к нам в училище пришли с инженерных вузов. Пришли высокоподготовленные люди, которые очень хорошо готовились к занятиям. Такую дисциплину, как военная топография, в училище преподавал полковник, который был преподавателем еще в школе прапорщиков, в царской армии. Такой строгий. Он учил, чтобы карандаш был правильно заточен и так далее.
Полковник Привалов преподавал военную топографию. Командиры взводов тогда вернулись из Испании. Ничего не могу сказать плохого про своих преподавателях, командиров взводов, командиров роты. Добросовестные люди были.
- На фронт их не отправляли?
- Шла ротация. Многие из них писали, рапорта на фронт. У нас командир взвода был, у него двое детей было. Он прибыл к нам из Саратовского училища, танкист и все пытался попасть на фронт, хотя жена плакала, не надо. И мы ему говорили, куда детей то? Когда я уехал, он еще оставался в училище. Я его встретил, когда я уже был подполковником, а он старшим лейтенантом, потом получил звание капитана. Бывает и так.
- В 41-м, в 42-м у вас была техника, на которой тренировались?
- Мало было техники. Были тренажеры. Техника начала поступать в массовом масштабе только в ноябре 41-го года. А так готовились на наших Т-26. Их заводить было тяжело. Такая длинная труба, это называлось взводным стартером. На рукоятку надевали трубу, командир становился у конца трубы, а остальные брали, и вот так начинались крутить.
- Горючее было все время? Проблемы были, не помните?
- Наверное, не было. Если бы даже были проблемы, нам бы не сказали. Абсолютно. В этом отношении строго было.
- Настроение какое было в 41-м году?
- У меня был близкий товарищ, Саморуков Вадим, он сам был из Ростова. Когда в конце 41-го года снова освободили Ростов, настроение было – радость!
В то же время – настроение было всяким. Но чтобы высказывать, просто люди боялись.
- Панического настроения не было?
- Не было. Среди курсантов этого и не могло быть. Возраст.
- На фронт рвались?
- Рвались. Во-первых, снимались многие проблемы, тебе давали хорошее обмундирование. Кормили здорово, одевали, обували. Рвались.
- А то, что большие потери - знали об этом?
- Среди своих – знали. А так никакой информации не было.
- В училище, как кормили, одевали – нормально?
- Как во время войны. Самая тяжелая зима была 41-го – 42-го годов. Самая тяжелая, холодная, морозная. И надо сказать, что страна была не подготовлена к таким испытаниям. А весной 42-го года пошла рыба. Рядом с Казанью Казанка протекает, весной разливалась и мы туда ходили на занятия, а в противогазную сумку бросали рыбу.
- Голодно было?
- Конечно. Хотелось есть. В то же время – курсантская норма была особая, конечно, не действующей армии, но и не тыловая. Прямо скажем – привилегированная норма.
- Вас готовили на командира танка?
- Да. Командир танка, командир взвода.
- А остальные члены экипажа как набирались?
- Не знаю. Наверное в запасных полках обучались.
- Экипаж в «Валентайне» четыре человека?
- Четыре человека. А в «Шермане» пять. Впереди два, механик-водитель, и его помощник, он же пулеметчик. И три человека в башне. Валентайн – очень подвижная машина. У нее сильные скоростные качества.
- У нее низкий профиль?
- Да. Двигатель хороший.
- Бензиновый?
- Нет. Американские и английские танки были дизельными. Это немецкие танки были бензиновые, а эти были все дизельные.
- В сравнении с немецкими танками. Допустим, когда вы попали на фронт, вам приходилось сталкиваться с немецкими танками?
- Приходилось. Мы очень боялись немецких танков. На моих глазах сожгли два танка, пушка и прицел у немцев были хорошие. Если мы сталкивались с немецкими танками, мы старались отходить, задом, задом.
- Была такая инструкция, что не вступать в бой с немецкими танками?
- Нет. Такой инструкции не было. Боже упаси. Если бы была инструкция…
- Просто старались не ввязываться?
- Старались по возможности. Но все это зависело от командира, от командира роты, от командира полка.
- Если говорить о Валентайнах, у них хорошие переговорные устройства, рация?
- Радиостанция у них хорошая была, ничего не скажешь. Она работала на фиксированных частотах неплохо. Радиостанция называлась у нас – 9РС, а у них, я уже забыл сейчас, цифра была 19. Я запомнил, что у них фиксированные частоты. Мы горя в этом отношении не знали. Переговорные устройства в танке у них неплохие.
- Вы командир танка, и вы же командир орудия, да?
- Да.
- Как заряжающему командовали?
- Он сам знал. У них удобно, хватаешь за ручку, выдернул ее, снаряд не горизонтальный, а часть боеукладки, чтобы было быстрее, вертикальная. Поднимаешь и сразу. Снаряды-то не тяжелые.
- Какие-то лимиты по снарядам были?
- То, что входит в боекомплект. В зависимости от боевого комплекта. Порядка 40. От 30 до 40.
- На «Валентайне» какой процент осколочно-фугасных и бронебойных?
- Бронебойных, конечно, меньше. Осколочных побольше.
- Вас использовали, как танки непосредственно поддержки пехоты, или все-таки как танки прорыва?
- Как непосредственная поддержка пехоты. Механизированная бригада пехоты были и наш танковый полк, всегда было тесное взаимодействие. Они нас вперед гонят, мы их вперед.
- Десантники на броне были?
- Были. Тяжелая судьба у этих людей.
- В первом бою против кого вы действовали?
- У немцев пехота впереди не шла. Впереди шли танки, бронетранспортеры, отдельные артиллерийские установки. Пехота была, но редко. А так были машины, бронетранспортеры. На машинах подвозили пушки, пулеметы.
- Удалось подбить?
- Не знаю. Стрелять, стреляли, но не знаю.
- Первый бой был на Матильдах?
- Да. А Шермана получили в 44-м году.
- Когда вас отвели на переформирование, вы передали свой танк?
- Он был уже подбит. В борт попали, гусеницу раздели. Мы встали и нас долбили, 2-3 снаряда попало.
- Не пробило броню?
- Пробило нижнюю часть. Первый раз мы даже спаслись все.
- Несколько раз подбивали?
- Да. Первый раз все спаслись.
- Танк вытаскивали?
- Танк вытаскивали, ходовую часть выведут из строя, все работает, и двигатель, и пушка, но ты трогаться не можешь, ты уже мишень. Ждешь, когда тебя оттащат в лощинку.
- Было такое, что запрещали покидать танк, пока он не сгорел?
- Нет. Вы понимаете, это все разговоры. Спрашивают, почему ты не сгорел. У нас таких командиров не было. Может быть, мне везло на командиров. Когда загорится танк, мгновенно начинают рваться снаряды. Успеешь выпрыгнуть, хорошо. Не успеет…
- Из Матильды легко было выбраться?
- Там размеры внутри были большие. Трудности не составляло.
- Танк подбили, надо сразу выпрыгивать? Или если он не горит, можно остаться?
- Не только можно, но и нужно остаться. Если башня крутится – стреляй.
- У вас в полку были тягачи, или танками оттягивали?
- Были тягачи, но с ними было плохо, больше всего оттягивали танками. Хотя запрещали. Трактора были, С-80, такие мощные трактора, но против танка они слабы, конечно. Уже позднее появились тягачи на базе танка Т-34.
- А первого немца помните?
- Первого немца мы увидели под Сталинградом. Мы даже не поняли немцы это или румыны. Когда их уже сгруппировали, их группировали и партиями отправляли подальше в тыл. Пешком они шли. Многие обуты в тряпки, портянки.
- А вы в чем воевали? Были полушубки, или ленд-лизовские костюмы?
- Ленд-лизовские костюмы давали только старшим офицерам, нам давали комбинезоны. Если повезет – трофейный или американский, эти комбинезоны были меховые, а так – телогрейки. Были меховые жилетки. Одеваешь ее, сверху комбинезон, вроде тепло, тем более, еще на жалюзях погрелся, брезентом накрылся. А меховые куртки, штаны – это старшая категория, командиры бригад, командиры полков. Это все присылали американцы. Мы получали своеобразные шинели, мы их называли из английского сукна. Сапоги старались заполучить у немцев. Они делали хорошие сапоги. С металлическими шипами, они и в грязь, и в воду теплые носки, сапоги были хорошие. У американцев и англичан были ботинки, сапог не было.
- Мылись, стирались?
- Иногда. В основном на формировке приводили себя в порядок. Я тогда даже не брился, что было брить, пушок. Хотя когда я уходил, у отца была бритва еще с Первой мировой войны, Золинген. Он мне сказал, вот на эту бритву. Умывались, то умывались, старались умываться, самому неприятно, когда ты не умыт. Бани были позднее, начиная с 43-го года. А в 42-м году, когда отводили в пределах армейской, фронтовой полосы.
- Вши были?
- Были. Особенно зимой 43-го – 44-го годов, когда мы наступали, не останавливаясь шли вперед. Подзавшивели. Когда дошли до Могилевск-Подольска – там уже привели себя в порядок, там баня была. В Могилеве-Подольске в квартирах даже ванны работали. А вот уже с весны 44-го года мы были чистыми.
- Вас отвели на переформировку в 43-м году, и вы уже получили танки Валентайны?
- Да. А Шермана в 44-м году.
- Валентайны требовали постоянного, большого ухода?
- Думаю, что нет. Они особого ухода не требовали, лишь бы были заправлены горючим и маслом. Двигатель JMC, двухтактный, хороший, прекрасный двигатель был. Нет, они не требовали большого ухода.
- Была взаимозаменяемость в экипаже?
- Жизнь заставляла. Командир танка должен быть всегда уметь сесть за рычаги управления, вести машину, это в крайнем случае, когда ранен или погиб механик.
- У вас был такой случай?
- Один раз было, садился на короткое время. Механик говорит: «Командир, не могу больше рычаги работать». Тяжелая все же работа за рычагами работать, и ноги работают, и руки. И я его просто подменил. Вообще такая задача, когда жизнь заставит, сам сядешь, ты же знаешь, как завести машину, как трогаться с места.
- Другие члены экипажа умели что-то делать смежное?
- Да. В башне находятся три человека. Командир танка, тогда назывался командир башни, после стали говорить наводчик и заряжающий. А сейчас весь экипаж состоит из трех человек, потому что механизм заряжания совсем другой. Командир танка, наводчик и механик-водитель, а заряжающий не нужен. А на Шерманах экипаж был из пяти человек.
- Как вам «Шерман»?
- Нормально. На равнинной местности хорошие машины. Они уступали по огневой мощи нашим танкам, Т-34. Т-34 – это непревзойденная машина, даже с точки зрения ремонтопригодности. Наши могли, как говорят, экипажем с помощью батальонной летучки выбросить движок, выбросить коробку. Все это сделать в полевых условиях. Импортная техника не была к этому приспособлена. Ремонт так уж ремонт.
Но, вообще, Шерман был хорошей машиной.
- Какие взаимоотношения были между воюющими на иностранных танках и на наших?
- Они хвастали и мы хвастали. У нас зато был брезент хороший. У нас было приспособление разогревать хлеб. Была такая печечка спиртовая, можно было булку разрубить пополам и разогреть. Или кашу привезли холодную, можно было ее разогреть. Отдельный движок был для работы радиостанции. Не надо было, чтобы молотил основной двигатель. Начиная с танка командира роты, мощная хорошая радиостанция и у командира батальона тоже. Отдельные движки были, чтобы питать радиостанции. Причем просторнее было в Шерманах. Три человека, которые были в башне, они находились в привилегированном положении. Самое тяжелое место было у радиста.
- Почему?
- Мне не нравилось его место, закуток. Он сидел справа от механика-водителя.
- Зенитный пулемет, который стоял на Шермане?
- Зенитные пулеметы вообще во время войны очень мало использовались.
- Почему?
- Мы были убеждены, что нас и так надежно прикрывают. Мы чаще пулеметы по наземным целям использовали. У нас, кстати, были не ДШК, а БРЕН и автоматы Томсон. Плохие, никуда не годящиеся, начальная скорость слабенькая.
- Вас вооружали импортным оружием?
- Да, конечно. Экипаж вооружался Томсонами.
- А у вас личное оружие, какое было?
- Наганы были и пистолеты ТТ. Наганы у танкистов изъяли, а пистолеты ТТ обязательное оружие было у командиров танка.
- Не пытались заменить на парабеллум?
- Ну, как же не пытались. Гоняли нас, потому что тыловым товарищам, им давай парабеллум. Ты покажи, где находится твой ТТ, что ты ходишь с этой немецкой игрушкой. Они старались себе их забрать.
- Кормили хорошо?
- На фронте хорошо. Но всякое бывало, особенно в 44-м году, когда пошли наступать, после Корсунь–Шевченковской операции. Грязища была страшная, пехота несла на себе снаряды, боеприпасы. Идет им дают снаряд, дойдешь, ты должен сдать. Тебя отметят, что ты сдал, если ты его бросишь по дороге, ты идешь не один, другие смотрят.
- Там не кормили?
- Кухни отставали. Потом приспособились, стали кухню цеплять за танк. Были перебои, только из-за нераспорядительности старшины, или помощники по хозяйственной части, которые занимались в основном продовольственной, медицинской службами, вещевой. Начфин у него был в подчинении.
- Лоза пишет, что ленд-лизовские снаряды не детонировали от перегрева. Действительно так?
- Я с таким не сталкивался. Правда, когда меня в январе 1945 года ранило – ни один снаряд не взорвался. А получили от фаустпатрона. Дело было ночью, фаустник подкараулил в кювете, мы остановились, чтобы соориентироваться, он в это время запустил.
- Куда он попал?
- Ниже башни, практически в боеукладку.
- Основная ваша цель? Огневые точки противника или бронированные объекты?
- Огневые точки противника. Но и борьба с бронетехникой противника тоже.
- Удавалось подбивать вам немецкие танки или бронетранспортеры?
- Только бронетранспортеры, танки нет, не буду хвастать.
- В основном противотанковая артиллерия?
- Да. С ними удавалось справляться.
- Вы были сначала командиром танка, а потом командиром взвода, как вы оцениваете связь между танками?
- Хреновая связь между танками была, это уже позднее стало, а сначала никакой. Смотри какой флажок.
- Танки были не радиофицированы?
- Иностранные танки были радиофицированы, но честно говоря, мы плохо владели средствами связи.
- В атаке люки открыты или закрыты?
- Закрыты.
- На защелку или просто прикрыты?
- На защелку закрыты, открывается быстро. Стукнул, защелкнуло, потом повернул, а открывать чуть довернул, натянуть кольцо на себя, там помогает открывать пружина. На марше люки все время открыты, закрывали только непосредственно перед атакой.
- В городе приходилось воевать?
- Да, приходилось.
- В чем особенность?
- В городе тебя могут подбить с любого места. Особенно, когда немцы стали широко применять фаустпатроны. Мы уже в 43-м году познакомились с фаустниками. В 45-м – они очень сильно использовали фаустники, причем ребятишек.
- Как относились к немцам? Как к противнику?
- Как к врагу. Я должен сказать, таких издевательств среди нас не было. Вот говорят, кого не любили - это власовцев, и тех, кто попадался в плен из наших.
- Их в живых не оставляли?
- Били и сдавали в СМЕРШ. К немцам относились как к врагу. Издевательства были запрещены.
- Женщины были в бригаде?
- Были. Связистки. В батальонном медицинском пункте, в полковом медицинском пункте, в медсанбате дивизии, корпусов.
- В экипажах были женщины?
- Редкое явление было.
- Какое отношение к женщинам на войне?
- Люди разные бывают. В целом мне хочется сказать, много ходило таких слухов, как ППЖ, такие сякие. Большинство из них вели себя достойно. А если она ведет себя достойно, то к ней никто не будет и лезть. На формировке когда были, тут начинаются ухаживания, приставания, тогда когда делать нечего. А воевать, там уже некогда. Даже в ремонтных мастерских немножко было, они ремонтировали средства связи. Это редчайший случай был.
- Как проводили свободное время, если оно возникало. Были танцы?
- В армии не должно быть свободного времени. Танцы были на переформировке, в тылу. Гармошки были. У немцев брали губные гармошки, и находились ребята, которые хорошо на них играли. Были и такие, которые могли хорошо сплясать. Приезжали фронтовые самодеятельные бригады. А вот кино редко смотрели.
- Вместе с танками приходили посылки из Америки?
- Были случайно. То ботинки попадутся, хорошие были английские ботинки. Хороший был брезент, мы из него шили себе сапоги, кремом начистишь, во! Вы же понимаете, что мы получали уже после того, как придет транспорт, его выгрузят в Архангельске, там все обшарят. Нам ничего не доставалось.
- Что вы можете сказать о госпитале?
- В 45-м году в госпиталях работали люди, которые прошли большую школу. Все было очень хорошо организовано.
- О чем шли разговоры между ранеными?
- Всякие. Где лежал со мной лежал парень, Тильман, еврей. Он ударился в религию. Это было в Лодзе. Познакомился, ему принесли Ветхий Завет. Меня спрашивает, ты читал? Я говорю, я даже не знал, что такая книга есть! Хочешь почитай. Я когда стал читать, думаю, боже мой. И о девках говорили. Были люди, которые постарше, которые учились в институтах. Мы думали, закончится война, пойдем учиться. Об этом мечтали.
| Интервью: | А. Драбкин |
| Лит.обработка: | Н. Аничкин |
